2 ноября в российский прокат выходит комедия «Пять процентов» режиссера Дмитрия Светозарова с Юрием Стояновым и Виктором Сухоруковым в главных ролях. В интервью «Газете.Ru», которое состоялось в марте на съемках ленты, звезда «Брата» рассказал о своем персонаже, полувековой дружбе со Стояновым и питчинге, из-за которого производство «Пяти процентов» откладывалось в течение двух лет.
— Какие темы режиссер Дмитрий Светозаров поднимает в фильме?
— Можно говорить общими словами: история о человеческих отношениях, обмане, любви, — но это мура собачья. Наши с Юрой Стояновым персонажи прожили жизнь и ничего не нажили, но остались счастливыми людьми. Еще есть вторая тема, которую я поймал. Может быть, ее и не будет в кино, но она меня греет. И я отталкиваюсь от собственных фантазий, играя Нахимсона. И эта тема: сколько бы тебе ни было лет, иди, изобретай, путешествуй. Не только ногами по земле, но и в своих фантазиях, мечтах и желаниях, не останавливайся. Говорят, есть такая японская философия: чем дальше запланируешь, тем дольше проживешь. Я — сторонник этой теории. Я нафантазирую себе на 100 лет, а уже где я упаду, — наплевать. Пусть другие меня подбирают. Мне главное — идти.
Вот о чем фильм. Эти два человека что-то делали, кого-то обслуживали, кому-то угождали, все время хитрили, ловчились, преклонялись, лицемерили, приспосабливались, черт возьми. А потом вдруг остановились на автобусной остановке, а на ней — ни лавочки, ни автобуса, ни встречи, ни дороги. И они смотрят в туманную даль в ожидании своего автобуса, который увезет их до пункта назначения. Но автобусу и приехать неоткуда, и ехать неизвестно в какую сторону. Я говорю образно, но история об этом.
— Как вы определяете жанр «Пяти процентов»? Это комедия?
— На днях я спросил у Мити Светозарова, какой жанр будет. Он сказал: «Трагикомедия». А я для себя не определил жанра. Но это точно шире трагикомедии: там тебе и детектив, и хичкоковщина, и веселые истории мошенников — столько всего наворочено.
— Расскажите о своем персонаже.
— Я играю ложного еврея по фамилии Нахимсон. Его ложность в том, что он — русский, который присвоил чужое имя и уехал по поддельным документам в Израиль. Он сбежал от неприятностей, которые сам себе взрастил на родине. Это художник-неудачник, ищущий свое счастье и забредший на чужую территорию. Если он дома не сгодился, то на чужбине он вообще никому не нужен. Осознав это, Нахимсон вернется, захочет все начать сначала, но у него это плохо получится.
Роль очень трепетная, веселая, смешная и содержательная. Я давно таких ролей не получал. Нахимсон — персонаж, без которого главному герою Ферапонтову в исполнении Стоянова не обойтись. А он, Ферапонтов, — лауреат премий, народный художник. Они бывшие друзья и коллеги. И случится ситуация, в которой они оба будут разбираться.
— Какая атмосфера царит на съемках?
— Съемки проходят настолько профессионально и традиционно, что я думаю: «Вот так я работал там, в том гениальном кинематографе, который знал весь мир». Рад, что мы работаем на базе «Ленфильма». С Митей Светозаровым у нас полное взаимопонимание. Задание получаешь — выполняешь. С Юркой Стояновым — полное согласие. Сочиняем вместе, и режиссер позволяет нам быть творцами на площадке.
— Какой Юрий Стоянов как друг и партнер?
— Ладно, что мы с одного курса, ладно, что мы вместе большую жизнь прожили и судьбы почти одинаковые — то взлет, то посадка. Главное в том, что он настолько талантлив, что я около него — как около батареи зимой! Я около него греюсь! Открываю секрет: мы каждый раз после съемок заходим в ресторан покушать, и я ему говорю: «Юра, как же я благодарен за то, что мы сошлись!» А он кокетливо отмахивается от моей благодарности.
— Пересекались ли вы с Дмитрием Светозаровым ранее в каких-то проектах?
— В конце 80-х я пробовался на главную роль в детективном фильме Светозарова «Арифметика убийства». И он меня не утвердил — но не потому, что я ему не понравился или не сгодился. Главные роли там сыграли Сергей Бехтерев и легендарная ленинградская актриса Зинаида Шарко. Спустя годы Светозаров признался: «Вить, я не взял тебя потому, что изначально уже было понятно, что ты — тот человек, которого я не хочу расшифровывать». То есть зрители бы раньше поняли, что мой персонаж — убийца.
— Почему фильм «Пять процентов» не могли снять в течение нескольких лет?
— Был питчинг. Само это слово меня оскорбляет. Я до сих пор не понимаю, почему такое «пипочное» слово обозначает некий конкурс, защиту сценарной основы. В этом есть унизительная экзекуция. Сидят художники и рассуждают, давать своему коллеге-художнику деньги или не давать. Что это такое?
Понятно изначально, что надо поддержать проект, — но почему-то возникают какие-то проблемы. Режиссер Дмитрий Светозаров — опытный, мудрый, с огромным багажом прожитой жизни и обожравшийся такого гениального кино, приходит на этот чертов питчинг. Установили такой порядок — ладно. Но не поддержать крохами такого режиссера — стыд. И таких много.
— Как в итоге удалось добиться финансирования фильма?
— Пару лет назад я записал видеообращение в эту авторитетную комиссию [с просьбой выделить средства на фильм «Пять процентов»]. Не дали. Примерно через год звонит Митя Светозаров и, вздохнув, говорит: «Снова подаю заявку на питчинг, только сам я уже туда не поеду. Если можешь, запиши видеообращение». Я нарядился, поставил перед собой телефон и говорю: «Уважаемая процедурная комиссия! Не валяйте дурака. Судьба дает вам такую интересную интригу. Юра Стоянов — мой однокурсник. Он был самым юным на курсе в ГИТИСе, а я — самым взрослым. Мы жили даже один год в одной комнатке. И вот на старости лет, когда он уже пузатый и седой, а я плешивый, изношенный и со вставными зубами, судьба сталкивает нас благодаря режиссеру Светозарову в одну историю. И какую!»
Конечно, я немножко ерничал и издевался над ними, называя их «процедурной комиссией». Но я открыто призывал их дать денег, кланялся, протягивал руку с экрана и говорил: «Не пожалеете!» И сегодня, признаюсь вам по секрету, я очень хочу победить вместе с Юрием Стояновым, Дмитрием Светозаровым, Глебом Климовым — это грандиозный оператор, творец.
— Что вы вкладываете в слово «победить»?
— Я так мечтаю победить — в том смысле, чтобы история получилась! А она должна получиться! Потому что у нас тут такая атмосфера творчества, добра, взаимопонимания! Вы скажете — ой, даже неприлично, все хвалит и хвалит себя… Но если голливудские люди себя хвалят, чего ж нам себя не хвалить? Я хочу победить, иметь успех, заработать его, заманить публику в зал, чтобы она аплодировала, платила деньги. И тогда я пришел бы в это пространство питчингов и сказал бы: «Ну что, сволочи, не хотели, мурыжили два года, дали копейки, а вот смотрите, какой мы шедевр сварганили!»
Это, конечно, может быть, мелочно, смешно, я вам все это с элементами иронии рассказываю. Но я правда не знаю, как средства распределяются сегодня.
— Это был ваш первый опыт участия в питчингах?
— Нет, я в этом участвовал когда-то — и не раз. Когда-то везло, когда-то — нет. Когда только зародились эти питчинги, на них ходили только режиссеры и продюсеры. Актерам там появляться было не принято. И я был первым актером, который пришел на это мероприятие в свое время — в Министерстве культуры вместе с группой защищать сценарий. Тогда мне повезло. Это был, кстати, наш фильм из Петербурга «Небесный верблюд», Юра Фетинг снимал. А в остальном никогда не везло: нужно собирать какие-то заявки, материалы, пыль в глаза, божья роса. Чего только не происходит на питчингах.
— По каким критериям вы оцениваете работу операторов?
— У нас сильнейшая операторская школа — это творцы! Да, я знаю и тех, кто прежде всего рассчитывает на свет, на скорость, на игру светотени… Но есть такие, которые действительно сочиняют вместе с режиссером сюжет. И это дорого стоит. Я давно не работал в кинематографе по-серьезному. Последний большой фильм у меня был «Чемпион мира». Но это было традиционно, даже как-то глянцево. А тут я окунулся в атмосферу павильонности, декораций. Даже свет из прожекторов дает ощущение какого-то того моего кинематографического времени, когда я мог этот процесс назвать иллюзионом.
— Многие из ваших лучших фильмов — «Брат», «Про уродов и людей», «Счастливые дни» — снимались в Питере. Что для вас значит этот город?
— Да, я тут сочинился как актер.
— И вот еще один питерский фильм. Как на нем отражается ваше отношение к городу, какие оттенки придает?
— Благодарность, влюбленность, ответственность… Звучит, возможно, немножко пафосно, но так оно и есть. У меня здесь банный день.
— Банный?
— Очищение!
— Выходит, Питер для вас — вторая родина?
— Просто родина! Второй не бывает! Я дитя трех городов: Орехово-Зуево, Москва и Санкт-Петербург. И считаю, что все они и есть моя родина. Цифра три — хорошая! Святая троица, выпить на троих. И то, что судьба распределила меня на три города, делает меня счастливым. Раньше я тоже рассуждал о том, где малая родина, где большая. Сегодня, на старости лет, могу сказать — не бывает малой или большой, бывает родина! Либо она есть, либо ее нет. Вторая, третья, пятая… Это что, котлеты, что ли, на сковороде?
— Хочется отметить впечатляющую работу художника-постановщика Елены Жуковой, которая создала квартиру-мастерскую Ферапонтова. В декорациях бросаются в глаза многочисленные бюсты Ленина. Возникают ли у вас ассоциации с «Комедией строгого режима», где вы изображали Владимира Ленина, и с «Бакенбардами», где скульптор превращал Ленина в Пушкина, прилепив на эти ленинские бюсты баки и шевелюру?
— Да, сразу такие ассоциации возникают, сразу! Художник постановщик Елена Жукова — она же гений! С такими мастерами работала! И я на все это смотрю, хожу по этим павильонам — дух захватывает от воспоминаний! Вот так мы жили. Плохо жили? Хорошо! Трудно, да, но хорошо!
— Вы сейчас в костюме вашего персонажа и шапке петербургского футбольного клуба «Зенит». А вы сами болеете за какой-то клуб?
— Я расстрою вас, я ни за кого не болею. Я не хоккеист, не футболист.