Много лет назад зрители узнали и полюбили актера Вадима Демчога в роли врача Купитмана в сериале «Интерны». Сегодня он просит не говорить с ним о той роли — и увлеченно рассказывает о спектаклях своего театра «Арлекиниада» и новой постановке «КтоГамлет». «Газета.Ru» поговорила с Вадимом Демчогом о том, что такое трансформационный театр, как он меняет сознание зрителей и почему сыграть Гамлета — счастье для актера.
— Говоря об идее спектакля «КтоГамлет», вы отметили, что пьеса Шекспира была дерзкой, наглой выходкой автора — и его пародией на другие произведения. Почему вы так думаете? Кого, на ваш взгляд, пародировал Шекспир — и почему это было нагло?
— Если мы погрузимся в эту эпоху, то увидим, как она бурлила битвами: протестанты и католики, гностики и ортодоксы. И Шекспир, как на 100% гностический автор, через свое искусство транслировал образ человека, который распространяет вирус свободы и разрушает стены тюрем и церквей. Персонажи Уильяма Шекспира проповедуют не Евангелие Христа, а гностические озарения в духе иезуитских школ. Тамплиеры же утверждают, что глубина шекспировских произведений клеймит патриархального бога. Поэтому «Гамлет» — это фантастическая, с моей точки зрения, пародия на битву гностического, истинного, бога с богом-фейком, богом-шутом, какого якобы представляют ортодоксальные направления.
— Почему, на ваш взгляд, «Гамлет» — это одно из самых серьезных драматургических произведений в мире?
— Гамлет манифестирует собой образ проблемы, которую человек не разрешил до сих пор. Именно поэтому дерзость взгляда театра «Арлекиниада» и моего в частности — в том, чтобы эту проблематику взорвать. Надо переписать правду о Гамлете! Эпохи сменились, и человек, как никогда, ждет разрешения этого конфликта.
— А в чем суть конфликта?
— Это конфликт между гностическим подходом — ощущением себя богом, имеющим право творить реальность, — и ортодоксальным, нацеленным на то, чтобы держать границы в рамках общественных договоренностей. Клавдий, убийца своего брата — представитель ортодоксов, Гамлет — 100%-ный гностик.
— Вы согласны с тем, что сыграть Гамлета для актера — это вершина творческой карьеры?
— Это великое счастье и благословение в судьбе артиста — сыграть эту роль, пропустить ее через себя и оказаться в центре такого конфликта. Нет темы масштабнее и глобальнее, чем фундаментальный вопрос «To be or not to be?» Остаться верным себе и своему гностическому богу или прогнуться под фейковым богом?
— В театре «Арлекиниада» вы ставите спектакли, которые меняют сознание зрителя. Как это происходит?
— В театре «Арлекиниада» нам удалось создать атмосферу, в которой невозможно не меняться и не взрослеть. Мы очень глубоко исследуем природу творчества. Применяем эти методы и обучаем им, а наши спектакли становятся следствием этого процесса.
— То есть ваши спектакли — это исследования?
— Есть «БезДна» — глубинное исследование природы женского и того, как она обесценена и фальсифицирована в рамках современного мира. «Аномалия» — мифологическое инициационное действо мистериального плана. Оно пропускает зрителя через «мясорубку», через весь гнев и напряжение. В чем произошла подмена, когда любовь перестала быть любовью? Когда наше общественное пространство наполнилось фальсификатом? «Аномалия» отвечает на этот вопрос. Мы сами прошли через эти мучительные трансформационные процессы, выискивая ответы. Именно поэтому мы не делаем постановки уже написанных пьес. Все наши спектакли — парафразы: «Аномалия» — на тему «Снегурочки» Александра Островского, «КтоГамлет» — на тему шекспировской трагедии. Мы не играем пьесу по тексту — мы осмысляем ее в новом времени и месте.
— Почему вы делаете упор на психологическую трансформацию? Ваши зрители обычно готовы к переменам?
— Театр — это зеркальное отражение зрителей, пришедших не только для того, чтобы поржать, но чтобы насладиться глубиной и встречей с тем, в чем нам трудно себе сознаться. Я думаю, у нас получается формировать свою аудиторию, у которой есть запрос на трансформационный процесс. Я искренне считаю, что в современном мире не выжить без вскрытия архетипа «тени» по Карлу Юнгу. Это значит, что мир не таков, каким мы его считаем. Это мы проецируем на него проблемы нашего детства и становления. Нам проще сказать, что кто-то вовне плох, чем признать эту «плохость» внутри себя и освободиться от нее.
— Почему вы выбрали название «Арлекиниада»?
— Так назывался самый первый спектакль. Второй, более глубокий пласт, — моя безграничная любовь к самому персонажу Арлекину. Арлекин — это не просто хохотун и шут. Это существо, прошедшее через глубинные процессы, через все пласты ада. Пестрый костюм Арлекина — это изодранный и обгорелый покров, залатанная и заштопанная телесная оболочка. Маска Арлекина — вся черная и обугленная, она как головешка. Колпак — это вышедший наружу мозг, звенящий творческим напряжением и сознанием ценности всего того опыта, через который он прошел. Такой персонаж точно имеет право говорить с людьми на трансформационном языке. Кажется, мы выполняем миссию этого имени.
— Сейчас вы редко снимаетесь. Можно сказать, что вы практически ушли из кино? Или просто не хватает времени?
— Мне неинтересна эта тема сейчас. То, что происходит на территории нашего командного театрального исследования, и тема тренингов захватили меня полностью. Тем не менее я продолжаю отдавать дань этой части моей профессии: например, веду проект «Выживалити» на телеканале «Пятница!». Недавно мы отсняли второй сезон. Я чувствую себя комфортно в этой роли — «дьявола» с обнаженным любящим сердцем. Все эти хлесткие фразочки вроде «Моя задача — превратить вас в нелюдей» и «Я сила та, что без числа творит добро, всему желая зла», вся эта провокационная интонация — это ответ на запрос современного мира. Вокруг нас бесконечные ситуации, проверяющие нас на прочность. Они прогибают нас и заставляют занять ту или иную сторону. А искушение двойственностью — это, наверное, самое сильное искушение.
— У вас есть степень кандидата психологических наук. Было трудно получить профессию психолога и защищать диссертацию, параллельно снимаясь в кино и на телевидении?
— Я не отношусь к этому серьезно и не планирую бряцать этими медальками. Я пишу очень игривые книги. Я вкладываю максимум энергии, чтобы создавать эти силовые поля командной работы, и щедро делюсь своим состоянием сознания с аудиторией на тренингах и выступлениях. Мне нравится двигать мир к пониманию, что у нас между ушами — грандиозная творческая машина. Я не ученый и степени мне неинтересны. Я люблю кокетничать, что я шут, фигляр, клоун — но глубоко знающий природу этого искусства.
— Расскажите подробнее о тренингах. Вы основали тренинговый центр «Путь игры», также у вас есть театр «Школа игры» — это разные вещи?
— Почти 13 лет назад, когда у меня уже вышла первая версия книги «Самоосвобождающаяся игра», вокруг моего маниакального исследования собралась команда молодых выпускников. Они прижали меня к стене со словами «отвечай за базар», и мы попробовали это реализовать. Группа «арлекинов» прошла через все уровни ада и достигла такого уровня, что командно стала создавать шедевры, пробуждающие в сердцах людей очень мощный отклик. И уже зрители стали прижимать к стенкам их, прося делиться методами. Так оформился «Путь игры». А «Школа игры» — это театр для непрофессионалов. Но это не мой проект, — а Юлии Железняк. Сейчас он успешно развивается, потому что огромное количество людей, прошедших наши тренинги и пробудившихся к творческому зуду, искали, где же преломить этот драйв. Юля создает грандиозную атмосферу в этой школе игры. Я бы назвал это абсолютно чистой детской песочницей, в которой из людей выстреливает творческое бурление.
— Измененное сознание — это вообще безопасно?
— Под измененные сознания подходит все, что выходит за пределы ролевой самоидентификации. Простой пример: вы пришли в театр и смотрите на сцену. На сцене появляется герой. Потом выходит другой герой, и между ними происходит конфликт. Оба они — находятся в поле нормального состояния сознания. А необычное состояние сознания возникает, когда мы обнаруживаем кого-то, кто играет эти роли, то есть видим актера за динамикой действия. Так и в жизни. Иногда, чаще всего в экстремальных ситуациях, мы обнаруживаем это в себе. Когда в приливе ревности, гордости, зависти мы вдруг обнаруживаем: «Черт возьми, как грандиозно я сейчас играю эту вспышку гнева!» В этот момент наше сознание шире, чем обычное ролевое. И если мы знакомимся со всей палитрой возможностей играющего сознания, то рано или поздно обнаружим зрителя, сидящего в зале и смотрящего на то, как гениальный актер играет всю россыпь ролевых состояний. Это простая триединая модель: то, что смотрит зритель, то, что играет актер, и то, в кого играют, его роль.
— Не так-то это и просто.
— Как только мы пробуждаемся к этой триединой модели — мы понимаем, что это ненормальное состояние сознания. Это явная «измененка», но достигнутая не с помощью химических препаратов, а с помощью дисциплины и глубинного самоисследования. В определенный момент мы заныриваем еще глубже и узнаем пустотную природу сознания как такового.
И напоследок. Учитывая все сказанное выше, предлагаю название для интервью — «арс аманди инфиниту». Это значит «искусство любви безгранично!».
Что думаешь? Комментарии